Я никогда не могла писать о стиле произведения искусства. Сначала мне казалось это слишком умозрительным, потом выяснилось, что я просто не могу этого качественно сделать. Сведя на нет эстетическую составляющую, я отправилась в мир Средневековья, наивно полагая, что обширный аппарат символов, атрибутов и прочих сопутствующих предметов поможет мне стать ближе к искусству.
Действительно, если подумать, то в немецкой живописи 15 века рассуждать о стиле можно лишь скупо и механически. Различие между качественными досками и провинциальными образами (а последних очень много) столько велико, что сухое описание кажется наиболее предпочтительным. Жесткий контур, причем отсутствие навыков тонкого рисунка мастер пытается заменить ломкой, почти гипертрофированной выразительностью линии, локальные цвета - звонкие и простые, голубой пейзаж и золото, золото, золото. Неудивительно, что так тщательно изучены, исписаны, исследованы по всем последним канонам научной моды/технологии алтари кельнской школы. Ничего более прекрасного и тонкого на немецкой земле в пятнадцатом веке не создавали. Кельнский мастер Стефан Лохнер, современник Ван Эйка по праву состязался с ним (они писали образ «Мадонна с младенцем у фонтана»), и работа Лохнера лишь гораздо мягче и интимнее, оттого несколько проще, чем работа Ван Эйка.
И все же, работая с досками второго ряда, я незаметно стала их описывать и анализировать не только ради поиска немногих стилистических параллелей, но и ради самого анализа. Есть в этом нечто сродни гедонистическому удовольствию. Читая книги по иконографии, я испытывала волнение восторга, кода сюжет постепенно окутываемый текстовыми источниками получает свое первоначальное значение (или не первоначальное, если путь толкований не верен, тогда хоть значимость). Но всегда в конце оставалось какое-то легкое послевкусие пустоты. Как будто книжка без картинок или без диалогов
Все равно описание и анализ не мой удел и, если я соберусь с душевными силами, литургическая топография храмов будет мне гораздо ближе, чем глубокое проникновение к истокам стиля. Ведь если поразмыслить, стилистический анализ не столь жизненно важен для атрибуции предметов искусства (некая механика чутья, которую и называют экспертизой, гораздо важнее). И все таки описание и анализ – это основа основ, это ключ к понимаю всего остального, мягкая подушка под голову измученному эксперту. Лишь чувство стиля не дает приторной отраве второстепенных вещей, которые видишь каждый день, проникать глубоко и разъедать любовь и уважение к предмету.
В последний месяц отдушиной и символом равноправного соединения иконологии и описания для меня стал Кеннет Кларк. Его книга «Нагота в искусстве» Приятно держать в руках книгу, стиль которой балансирует на грани между научным произведением и качественной научно-популярной книгой. Основа все та же - иконология – трансформация образа во времени. Сначала изменение самого образа, некие факторы, позволяющие ему оставаться актуальным в новом стиле, другое осмысление образа со сменой вкусов, традиций. Этот скелет облачен в одеяния описания и анализа. Немного истории, когда это необходимо, только ключевые произведения, как некая хорда, задающая остов эволюции. Я считаю, что книга Кеннета Кларка – гимн описанию и анализу.
Мне передали слова одного знакомого: читаю Кеннета Кларка, обидно, я ведь тоже так могу. Ну, если тридцать три оттенка серого у Франса Халса были написаны столь же ясно и просто, как глава об эволюции образа энергии в Европейской живописи, я снимаю шляпу
Да, еще спасибо тетенькам-переводчицам! Не знаю, как им удалось сработаться, но озорную легкость слога они сохранили на все сто!
Действительно, если подумать, то в немецкой живописи 15 века рассуждать о стиле можно лишь скупо и механически. Различие между качественными досками и провинциальными образами (а последних очень много) столько велико, что сухое описание кажется наиболее предпочтительным. Жесткий контур, причем отсутствие навыков тонкого рисунка мастер пытается заменить ломкой, почти гипертрофированной выразительностью линии, локальные цвета - звонкие и простые, голубой пейзаж и золото, золото, золото. Неудивительно, что так тщательно изучены, исписаны, исследованы по всем последним канонам научной моды/технологии алтари кельнской школы. Ничего более прекрасного и тонкого на немецкой земле в пятнадцатом веке не создавали. Кельнский мастер Стефан Лохнер, современник Ван Эйка по праву состязался с ним (они писали образ «Мадонна с младенцем у фонтана»), и работа Лохнера лишь гораздо мягче и интимнее, оттого несколько проще, чем работа Ван Эйка.
И все же, работая с досками второго ряда, я незаметно стала их описывать и анализировать не только ради поиска немногих стилистических параллелей, но и ради самого анализа. Есть в этом нечто сродни гедонистическому удовольствию. Читая книги по иконографии, я испытывала волнение восторга, кода сюжет постепенно окутываемый текстовыми источниками получает свое первоначальное значение (или не первоначальное, если путь толкований не верен, тогда хоть значимость). Но всегда в конце оставалось какое-то легкое послевкусие пустоты. Как будто книжка без картинок или без диалогов

Все равно описание и анализ не мой удел и, если я соберусь с душевными силами, литургическая топография храмов будет мне гораздо ближе, чем глубокое проникновение к истокам стиля. Ведь если поразмыслить, стилистический анализ не столь жизненно важен для атрибуции предметов искусства (некая механика чутья, которую и называют экспертизой, гораздо важнее). И все таки описание и анализ – это основа основ, это ключ к понимаю всего остального, мягкая подушка под голову измученному эксперту. Лишь чувство стиля не дает приторной отраве второстепенных вещей, которые видишь каждый день, проникать глубоко и разъедать любовь и уважение к предмету.
В последний месяц отдушиной и символом равноправного соединения иконологии и описания для меня стал Кеннет Кларк. Его книга «Нагота в искусстве» Приятно держать в руках книгу, стиль которой балансирует на грани между научным произведением и качественной научно-популярной книгой. Основа все та же - иконология – трансформация образа во времени. Сначала изменение самого образа, некие факторы, позволяющие ему оставаться актуальным в новом стиле, другое осмысление образа со сменой вкусов, традиций. Этот скелет облачен в одеяния описания и анализа. Немного истории, когда это необходимо, только ключевые произведения, как некая хорда, задающая остов эволюции. Я считаю, что книга Кеннета Кларка – гимн описанию и анализу.
Мне передали слова одного знакомого: читаю Кеннета Кларка, обидно, я ведь тоже так могу. Ну, если тридцать три оттенка серого у Франса Халса были написаны столь же ясно и просто, как глава об эволюции образа энергии в Европейской живописи, я снимаю шляпу

Да, еще спасибо тетенькам-переводчицам! Не знаю, как им удалось сработаться, но озорную легкость слога они сохранили на все сто!